проявившие огромную политическую активность и немалые организаторские способности, сумели через три дня, 6 (19) марта, на общегородском митинге киноработников подчинить своему влиянию почти всю кинематографическую общественность. На митинге им удалось провести свое предложение о создании Временного комитета деятелей кинематографии, места в котором были равномерно поделены между кинофабрикантами, прокатчиками, владельцами кинотеатров, творческими работниками и рабочими. Рабочие — киномеханики, лаборанты, — естественно, вышли из этой организации, претендовавшей на руководство всей кинематографией, однако творческие работники продолжали ее поддерживать.
Только ненависть к царскому самодержавию объединяла в первые дни Февральской революции все классы общества. На стороне царя оставались лишь те, на кого непосредственно опирался монархический строй, — верхушка чиновничества, полиция, часть офицерства. Будущий эмигрант Николай Евреинов описывал восприятие революции театральной средой так:
„Не считая нескольких закоренелых монархистов, актерская братия открыто приняла Февральскую революцию 1917 года, направляемую князем Львовым, Керенским и другими политическими деятелями, популярными в театральном мире. Но призыв к насилию „товарищей", возвратившихся из-за границы... вызывал одни только враждебные чувства в актерах, которые видели в большевиках лишь людей, чуждых утонченному и тем самым аристократическому по своей природе искусству"1.
Это мнение белогвардейца, который четверть века провел за границей, далеко от того, что в действительности думали в феврале 1917 года русские театральные и кинематографические работники. Однако мелкобуржуазные иллюзии были очень сильны в среде творческих работников кино; это позволило кинематографической буржуазии повести их за собой.
Временное правительство, возглавляемое князем Львовым, немедленно признанное Соединенными Штатами, начало свою деятельность с преследования революционных крестьян и с заявления союзникам о том, что вместе с ними
1 „История русского театра", Париж, 1947, 1>98