кульминация, разрешение. Это разрешение может иногда занимать всего одна реплика, экспозиция тоже может быть молниеносной. Иногда эпизод связан с целым рядом переломов. В эпизодах могут многократно меняться отношения людей, в них тоже может быть ряд перипетий, определяемых волей и характерами.

Почти в каждом хорошо драматургически построенном эпизоде можно обнаружить резкие сломы.

Почти в каждой законченной драматической сцене, даже самой маленькой, есть экспозиция, слом и финал. Возьмем совсем микроскопическую сцену из финала «Ленина в Октябре» — ночь перед штурмом.

«С грохотом несется последний трамвай. Он пуст. На площадке одинокая кондукторша.

На остановке в вагон вскакивает Василий и загримированный Ленин. Кепка у Ильича низко надвинута на лоб, воротник пальто поднят. Виднеются только перевязанная щека и густой клок темных волос на лбу.

Ленин и Василий садятся. Ленин возбужденно оглядывается по сторонам, глаза его блестят.

— Куда идет вагон? — весело спрашивает он кондукторшу».

Этот миниатюрный очерк является экспозицией эпизода. Затем начинаются перипетии его:

«Та не отвечает, вглядываясь в темные ночные улицы.

Василий дергает Ленина за рукав, показывает ему глазами, что он не должен говорить: ведь его могут узнать.

Ленин виновато машет рукой, отворачивается, но тут же, не удержавшись, обращается к кондукторше:

— Товарищ, куда идет трамвай?

— В парк, — неохотно отвечает кондукторша».

Короткая, но перипетия — в жесте Ленина подразумевается согласие: «Хорошо, не буду говорить», но он тут же не выдерживает: «Товарищ, куда идет трамвай?»

Дальше.

«Василий опять толкает Ленина локтем и выразительно

глядит на него. Но Ленин не обращает на Василия никакого внимания.

— А почему он...

— Не разговаривайте, Владимир Ильич, — еле слышно цедит сквозь зубы Василий.

Ленин машет рукой, с извиняющимся видом отворачивается, но тут же снова озорно обращается к кондукторше:

— А почему он идет в парк? Ведь еще рано. Кондуктор сердито поворачивается к Ленину:

— Куда, да почему... Ты что, с луны свалился, что ли? Не знаешь, что мы сегодня буржуев бить будем?

Ленин едва сдерживает смех. Глаза его весело сверкают из-под кепки. Василий фыркает, но тут же, на всякий случай, строго обрывает кондукторшу:

— Ну, ладно, ладно. Не ори очень-то.

Это и есть разрешение. «Ну, ладно, ладно. Не ори», — иными словами: «мы такие же, как ты». В течение эпизода пришло взаимопонимание трех людей, которые поначалу друг друга не знали: кондукторша глядела подозрительно, Василий боялся, чтобы Ленин говорил при ней, между тем кондукторша сама готовится к штурму. Коротенький эпизод, но в нем тоже своя экспозиция, свое развитие и маленький финал — точка, которая позволила переходить дальше.

Я не могу вам привести точного определения, что такое драматургия. Все определения, которые я знаю, неполные и неверные. Я знаю только одно, что драматургия — это метод сведения в небольшой отрезок времени сгустка жизни, в котором отражается мировоззрение художника, его взгляд на людей, на мир. Следовательно, задача драматургии есть задача информации, если переводить на современный язык. Художник многое сообщает зрителю: чем больше информации заложено в произведении искусства, тем оно ценнее. Чем больше открытий делает зритель, смотря это произведение искусства или читая его,

196

197