морской офицер (игравший, кстати сказать, в картине Матюшенко), когда мне взбрело на ум покрыть матросов брезентом при угрозе расстрелом!

«Нас засмеют!..— вопил он.— Так никогда не делали!»

И потом подробно объяснил, что при расстреле на палубу действительно выносили брезент. Но совсем с другой целью: он расстилался под ногами обреченных с тем, чтобы кровь их не запятнала палубы...

«А вы хотите матросов накрыть брезентом! Нас засмеют!»

Помню, как я огрызнулся:

«Если засмеют — так нам и надо: значит, не сумели сделать».

И велел вести сцену в том именно виде, в каком она и посейчас в картине.

В дальнейшем именно эта деталь, как бы отрезающая изолированную группу восставших от жизни, оказалась одной из наиболее сильных в картине.

Образ гигантски развернутой повязки, надетой на глаза осужденных, образ гигантского савана, накинутого на группу живых, оказался достаточно эмоционально убедительным, чтобы в нем утонула техническая «неточность», к тому же известная очень небольшому кругу знатоков и специалистов...

Так оправдались слова Гете: «Противоположность правде во имя правдоподобия» *.

Брезент и действительно произвел такое впечатление, что перекочевал из фильма в исторические исследования мятежа на «Потемкине». Больше того, в 1926 году, как об этом рассказывает Эйзенштейн, когда фильм шел с огромным успехом по всему Советскому Союзу, нашелся человек, украинец, обвинивший Эйзенштейна в плагиате. Этот «автор» добавлял, что он был участником мятежа на «Потемкине» и что он мог бы доказать это, так как был одним из тех, кого «поставили под брезент» для расстрела. Дело слушалось в суде. Но истец не получил требуемую им часть авторского гонорара, так как в ходе расследования было установлено, что матросы «Потемкина» не могли быть «поставлены под брезент». Напомнив об этом судебном процессе и рассказав, как Тиссэ снимал Одесский порт в тумане, Эйзенштейн добавил в 1945 году:

* Эйзенштейн С. Избр произв., т. 1, с. 127.

356